Есть вещи, которые мы знаем из первых рук. От тех людей, которым нет основания не верить. Пусть это лишь отрывочные воспоминания, но они имеют тонкий аромат старинных фотографий и дают ощущение сопричастности.
Мне повезло. Мои предки прожили очень долгую жизнь. Поэтому некоторые детали истории начала 20 века я знаю из их уст. Тем удивительнее постоянные находки в Интернете, отрицающие то или иное событие. Хотелось сделать материал о Льве Толстом, как о самом понятном русском писателе, и самом непонятом человеке. Но попав на христианские порталы, я нашла много интересного и неожиданного. Разговор идет об анафеме. Ни для кого не секрет, что церковь предала анафеме Льва Толстого. Это факт замолчать невозможно. Вот краткая запись рассказа одной из моих бабок 1892 года рождения. Жила она в Ургенче, но православная церковь там была. «Это было страшно. Звонили во все колокола. Мы побежали в церковь, а там священник кричал анафему Льву Толстому. Это было одним из самых жутких воспоминаний моего детства». Если уж такую службу проводили в колониях, то, наверное, точно так же она прошла по всей России.
В переводе с греческого слова «анафема» означает приношение, дар, посвящение богу какого-либо предмета, который в силу этого становился в греческом культе священным, неприкосновенным, отчужденным. Собственно, это отлучение от церкви. Своего рода проклятие. Сейчас же на многих христианских сайтах я нахожу такие тексты. Лев Толстой был отлучен от Церкви, но анафеме предан не был. Каким образом ухитряются разделить одно и то же понятие? Мол, не было оглашения, только статья в газете. Будьте же последовательны – было отлучение или нет? Было, а стало быть, было и предание анафеме, и оглашение. Иначе и быть не могло.
И вдруг, подобно внезапно разорвавшейся бомбе, удару грома в ясный безоблачный день всю Россию, весь мир ошеломило сообщение Российского телеграфного агентства об отлучении от церкви всемирно известного писателя земли русской — Льва Николаевича Толстого.
«Русскому телеграфу, — писал в связи с этим В. Г. Короленко, — кажется, приходится в первый раз еще со времени своего существования передавать такое известие. «Отлучение от церкви», передаваемое по телеграфной проволоке, парадокс, изготовленный историей к началу XX века».
Русская православная церковь на весь мир отметила начало нового века неуклюжим действом, заимствованным из арсенала средневековья.
Великому обличителю самодержавия и церкви — Льву Толстому — невозможно было избежать горькой участи, постигшей талантливых передовых людей России прошлого: Радищева, Новикова, Рылеева, Пушкина, Лермонтова и многих других.
Скорбный список героев и мучеников русской передовой мысли, классиков литературы, несомненно, пополнился бы и Львом Толстым, но то обстоятельство, что он принадлежал не только России, а всему человечеству, удерживало его коронованных врагов и «святых отцов» церкви от физической расправы с ним».
Мысль об отлучении Толстого от православной церкви возникала в церковном мире неоднократно и задолго до принятия синодом «определения» от 20–22 февраля 1901 года* (* Еще в 80-х годах в общество проникли слухи о предполагаемом отлучении Толстого от церкви и заточении его в монастырь). Указание на это имеется в ряде писем и документов. Например, близкий к синоду херсонский архиепископ Никанор высказал в письме к Н. Я. Гроту в 1888 году: «Мы без шуток собираемся провозгласить торжественную анафему... Толстому». Говоря «мы», он подразумевал синод, который вынашивал план анафематствования Толстого. Таким путем был пущен слух о предполагаемом (или желаемом) отлучении, в надежде на проверку впечатления, которое он произведет, однако ожидаемого эффекта не получилось.
Более откровенно – и уже публично – через три года выступил харьковский протоиерей Буткевич, который на торжественной литургии в годовщину восшествия на престол Александра III произнес в кафедральном соборе проповедь о том, что Толстой «больше всех волнует умы образованного и необразованного общества своими сочинениями, отличающимися разрушительной силой и растлевающим характером, проповедующими неверие и безбожие».
Распалившийся иерей тут же предал Толстого анафеме и выразил надежду, что «благочестивейший государь пресечет своевременно его разрушительную деятельность». Таким образом, Толстой, хотя и в харьковских масштабах, но уже был анафематствован. Об этом случае, сообщенном газетой «Южный край» 5 марта 1891 года, синод, конечно, не мог не знать, но он никак не отозвался, ожидая откликов. Передовая общественность подошла к этому наскоку на Толстого, как к очередному юродству, свойственному не в меру усердным «верноподданным» служителям церкви того времени, и с брезгливостью игнорировала его.
В конце того же года, подбирая обличающие материалы для синода, тульский архиерей посылает в Епифанский уезд двух священников «для исследования поведения» Толстого.
Сейчас православные сайты елейно объясняют, что не было анафемы, пытаясь замазать страничку истории. Для чего же это делается? Имя Толстого и его произведения не исчезли с лица земли. Мало того, они теперь известны всему миру. А сам Толстой является гордостью русской культуры. Такой расклад являет миру и лицо православной церкви – противницы новых веяний. Самое смешное в этой истории, что Толстой не был атеистом или социалистом. Он как раз был глубоко верующим человеком, но попытался создать очищенную (если можно так выразиться) ветвь христианства (некую смесь из западного протестантизма и русского старообрядчества различных направлений): сам на основе канонических составил собственное Евангелие, проповедовал, необходимые на его взгляд, религиозные идеалы, при этом осуждая по ряду причин официальную Церковь.
А то, что отлучили, так это он сам попросил. (?) И вообще перед смертью вернулся в лоно церкви. Да? Давайте-ка посмотрим – вернулся или нет.
С тревогой и опасениями следили власти за каждым шагом Толстого. Правительство и церковь были заинтересованы в таких толкованиях причин ухода Толстого, которые представляли бы его как примирившегося с государством и церковью и отказавшегося от своих заблуждений. Для этого была использована печать; газеты того времени одна за другой помещали всевозможные версии на тему его ухода из дома: «...ни государство, ни церковь ничем не возмутили тишины гениальной жизни»; Толстой бежал «от духа революционного ажиотажа», от «антигосударственной и антицерковной интеллигенции». «По всему видно, что граф Л. Н. Толстой находится на пути примирения с церковью».
В ход были пущены домыслы о том, что Толстой ушел, чтобы отрешиться от мирской суеты и уйти в монастырь * (* Газеты «Новое время», 4 ноября, «Колокол», 5 ноября 1910 г. ).
«Лев Толстой не ушел от мира, а ушел в мир, – ответил на эти выдумки реакционной прессы писатель Скиталец. – Лев Толстой ушел в мир, потому, что он принадлежит миру. Его дом не Ясная Поляна и его семья – все люди... И он пошел ко всем людям – сильный и светлый. Не стойте же на его пути с маленьким, узеньким мещанским аршином...
Дайте дорогу светлому страннику. Пусть идет куда ой хочет... и да будет ему широка Россия... * (* Газета «Раннее утро», 4 ноября 1910 г. ).
Когда же надежды на «раскаяние» не оправдались, реакционные газеты сменили слащавость на разнузданную брань, называя умирающего писателя «еретиком», «растлителем двух поколений», «слабоумным».
От чего же бежал Толстой из Ясной поляны? «От смерти» как принято считать, или от возможного нашествия духовников? Тайну это мы вряд ли узнаем.
Но когда-то, мне пришлось видеть в Казанском соборе в Ленинграде - тогда он был Музеем религии и атеизма - большой холст, на котором был изображен Толстой в аду, окруженный пламенем и грешниками. Не являлось ли создание подобных икон уже проклятием?
И никогда не случится примирение Толстого с его преследователями, которые продолжали преследовать его даже после смерти. Эту грязную страницу истории РПЦ не отстирать, как бы сейчас ни старались исказить истину. Даже если его теперь канонизируют, что вполне может случиться.
...
Читать дальше »
